У Кондолизы Райс улыбка Клинта Иствуда

Формальное мышление и политика: конвертация смыслов и темпоральность.

Основным преимуществом формального мышления перед конкретным является возможность «снимать» с культурно-исторических феноменов жизни «чистые формы мыслимости» и использовать эти формы для организации другого типа смыслов, в другой ситуации или в другое историческое время.

Особое значение взаимоотношение формального и конкретного мышления приобретает в формировании национального самосознания. Основная масса населения любого государства – это носители конкретного мышления. Конкретное мышление «склеено» с собственной формой и представляет собой нерефлексивный сгусток смысла жизни, мечущийся в поисках культурно-исторической формы мыслимости, в которой эта саморазрушительная энергия находит деятельностное успокоение.

Религия, государство, Конституция, закон, право, нормы общежития и т.д. – формы мыслимости, попав в которые конкретное мышление успокаивается и организуется в соответствии с этой формой.

Какие формы мыслимости будут приняты на вооружение управленческой элитой государства, так и будет организовано массовое сознание нации.

Создание форм мыслимости государства, их внедрение в общественное сознание в виде символов веры – главный секрет, главная тайна государства. Институты по выращиванию формального мышления и «мозговые центры» по конструированию форм мыслимости государства – основной стратегический ресурс любой страны, поскольку без базовых форм мыслимости государства нет самоидентификации народа, нет самого государства.

Наиболее подходящим государством для примера в плане исторической простоты, и в то же время эффективности процедур формализации исторических феноменов в формы мыслимости государства (они же символы веры) и использования этих форм мыслимости в качестве инструментов управления являются Соединенные Штаты Америки.

Формы мыслимости США сложились в период освоения Американского континента и практически без изменений существуют до настоящего времени. Они выросли из двух исторических феноменов.

Феномен первый – переселенец добрался до неосвоенной территории, прочертил межу и вбил колья, обозначающие «свою» территорию (индейцы не в счет). Определяющая форма мыслимости – «экспансия». Теперь эта форма мыслимости конвертирует все государственные программы и самоопределение большинства населения страны в национальную идеологию экспансии во всем мире. Пришли, вбили колья, обозначающие «свою» территорию (аборигены не в счет). Военные базы, доллар в качестве мировой валюты, Windous, MacDonald's и т.д. – суть одна форма мыслимости – «экспансия».

Феномен второй – любые споры, от территориальных до нравственно-этических, решались на Диком Западе одним способом – дуэлью. Суть ковбойской дуэли состоит в том, что необходимо вынудить противника выхватить кольт из кобуры и, опередив его, выстрелить первым (смерть соперника с кольтом в кобуре считалась убийством). Эта вторая базовая форма мыслимости Америки, которая сегодня конвертирует все принципы и технологии американской внешней политики и экономики – спровоцировать соперника вытащить политический, экономический или военный аргумент и выстрелить первым.

Объявление СССР «империей зла»; зомбирование мирового сообщества рассказами о геноциде в Югославии; упорные «поиски» ядерного оружия в Ираке и т.д. и т.п. – это попытка доказать и себе, и мировому сообществу, что это не череда убийств, а «честные» дуэли.

Внедрение в сознание американской нации базовых форм мыслимости осуществляется в самой массовой и доходчивой форме – в форме кино. Причем лицо Америки – не гениально-туповатый Арнольд Шварценеггер и не талантливые ребята – Брюс Уиллис, Сильвестр Сталлоне или Жан-Клод Ван-Дамм. Лицо Америки – это ковбой-интеллектуал Клинт Иствуд, который считает «своей» любую территорию, где он в данный момент находится, тем самым провоцирует врагов и аборигенов на использование оружия с неизбежными для них последствиями. Поскольку земля большая и народу на ней много – поле деятельности у Клинта Иствуда большое и работать ему еще долго. Самое удивительное то, что великая тайна Америки не только лежит на поверхности, но и тиражируется постоянно и массово. Никто не видит.

В период глобализации управленческие группы, претендующие на управление миром, конструируют формы мыслимости наднационального, надтерриториального и даже надрелигиозного характера, пытаясь уложить мир в систему своих представлений, скажем, о демократии. При этом генезис смысловых конструкций, выбрасываемых теми же Соединенными Штатами для «упаковки» мирового сообщества через тотализацию мирового информационного пространства, остается легко узнаваемым: у Кондолизы Райс улыбка Клинта Иствуда.

Мультиплицируя ситуацию глобального противостояния США – СССР и пытаясь противопоставить Клинту Иствуду кого-то в качестве национального образа и российского символа веры, заходим в тупик. Александра Невского с его огромным мечом ковбой спровоцировал и убил бы, не напрягаясь; кутузовских гренадеров перестрелял бы как куропаток; красные кавалеристы могли бы задавить массой, но условия жанра не позволяют, а с одним буденовцем или чапаевцем у ковбоя проблем бы не было, учитывая их революционный пыл и отсутствие профессиональных навыков; единственный «индивидуал» Штирлиц умел стрелять с трех метров в ничего не подозревающего агента – это мы знаем, но справился бы он с ковбоем в открытом поединке неизвестно – образа нет. Скамейка запасных кончилась, холодная война проиграна.

Смутно брезжит образ донского казака, который и в Турцию ходил, и Париж брал, и Сибирь к России присоединял, а случись конфликт с американским ковбоем, так он боевой нагайкой успел бы и кольт у Клинта Иствуда выбить и череп ему раскроить. Увы, ни в советской политике, ни в новой российской идеологии, в том числе в виде кинематографа, этот образ воплощения не нашел. Не взяли надежу и опору Российской империи даже на скамейку запасных национальных символов веры для конвертации политических и экономических смыслов. Либо казачки чем-то советско-российским генсекам-президентам не угодили, либо у генсеков-президентов проблема с конвертацией смыслов.

Остаются плоские, как музыкальная фанера, образы реально действующих политиков, точнее, одного политика – действующего генсека-президента. Увы, эта фигура для конвертации в символ веры не пригодна - культурно-исторического объема и художественной образности нет. Конвертируется только в анекдоты.

Теперь о темпоральности. Пронизывающий взгляд и слегка подрагивающие в десяти сантиметрах от рукоятки кольта пальцы Клинта Иствуда знает весь мир. Владимир Ильич Ленин тоже понимал, что «сегодня рано, а завтра поздно». Мгновенность принятия решения и действия – вопрос жизни, а не политических интриг. Опять, увы. Художественный образ материализует форму мыслимости, которая конвертирует смыслы жизни и простых людей и политиков.

Политический фанерный щит с изображением В.И. Ленина при смене «общественно-политической формации» оказался не конвертируем. Соответственно, «сегодня рано, а завтра поздно» – философией внутренней и внешней политики России не стало, и стать не может – не дай бог, кто вспомнит, что такую умную мысль не ныне действующий сказал.

Неспособность нынешних российских государственных управляющих формализовать культурно-исторические смыслы государства неизбежно приводит к формализации конкретных действий, операций и процедур государственного управления. Суть этой «конкретности» состоит в средневековых попытках формализовать до уровня символа веры психофизиологические параметры действующего главы государства. А они у нас люди, они человеки: один начало Великой Отечественной войны не угадал; другой развал государства пропустил, третий вообще мог переговоры проспать. Последний то ли трусоват, то ли дисфункция психики – что бы ни делал: то раньше, чем надо делает, то позже; то пугает не вовремя, то прогибается некстати.

Как не вспомнить ленинское «сегодня рано, а завтра поздно»? Не дзюдо бы Владимиру Владимировичу заниматься, а искусство ближнего боя с казачьей нагайкой освоить – может и про Государство Российское, и про историческую темпоральность российского менталитета чего понял бы.

Правда, появляются и обнадеживающие моменты. Конвертация чужой трагедии в Беслане в личное укрепление власти проведена блестяще. Что-что, а личную власть в России укреплять умели всегда. Борис Николаевич даже развал СССР умудрился конвертировать в ресурс личной власти.

Есть и отрицательный опыт. Попытка конвертировать льготы в деньги почему-то не подвигла пенсионеров и население страны на массовое написание хвалебных од во славу Президента. Кое-кто вышел с благодарственными плакатами на улицу, но ненадолго.

Когда молодому демонстранту, писающему кипятком административного восторга от любви к президенту, старуха с гнилыми зубами плюет в лицо - административный восторг шипит и мгновенно остывает. Президент далеко, а морда-то собственная. С другой стороны, позитивный опыт начинающим политикам - не всегда собственное холуйство можно конвертировать в чужие страдания. Могут и в морду.

Но это все политическая лирика. Вернемся к формам мыслимости. Хотя и сильно повыщербленный стакан сверхдержавы под названием «Российская Империя» все еще остается основной культурно-исторической формой мыслимости России. И другой формы мыслимости нет, и пока не вырисовывается. Удивительная легкость, с которой сметаются фанерные щиты правителей на постсоветском пространстве, стоит только предложить народу любой суррогат формы мыслимости государства, даже в виде просто оранжевых тряпок, только подтверждает необходимость формализации культурно-исторического, а не личностного-административного смысла России.

Шанс наполнить новым содержанием единственно возможную для России государственную форму мыслимости «Российская Империя», через процесс «воссоздания» (допустим, объединившись с Белоруссией) – В.В. Путин практически упустил. Слишком занят «конкретикой» – устройством вертикалей власти и личным распределением пенсий. И опыт Китая как-то мимо. Китай зачем-то с Тайванем объединяется. Китаю ведь нужен не Тайвань как территория, Китаю нужен процесс «воссоздания» как обновление содержания формы мыслимости Китая – «Поднебесная Империя». И смотрите же, получается: и в политике, и, как ни странно, в экономике. И про великих китайских генсеков как-то все меньше, а про великий Китай – все больше.

Удивительная и мощная вещь - форма мыслимости государства, достаточно правильно сформулировать и поймать волну исторической темпоральности – процессы развития идут сами без всяких вертикалей и горизонталей. Удивительно умная женщина-политик Кондолиза Райс. Видимо, в отличие от руководителей России про формы мыслимости государств все понимает. Распевая дифирамбы Путину, главным предметом политической атаки выбрала Белоруссию – единственного реального партнера России на пути к возрождению.

Вместо вывода

В предельно централизованной стране, какой до настоящего времени остается Россия, определяющим процессом управления являются действия чиновников-орговиков по разрушению любых институтов, в которых появляются только признаки формального мышления. Этот процесс – главный отличительный признак любой тоталитарной «системы». Причина в том, что тоталитарная система – это продукт конкретного мышления; базовая идея – безличностная организация; ее носители, «орговики», находятся в неразрешимом конфликте с «интеллектуалами», носителями идеи самоорганизации как системы кооперации индивидуальностей, продукта формального мышления.

Гений Иосифа Сталина, на опыт которого все больше ссылаются строители новой России, состоял не в организации ГУЛАГа и строительстве Днепрогэса, а в создании «шарашек» для интеллектуалов – носителей формального мышления. Именно «шарашки» поставляли Иосифу Виссарионовичу формализованные смысловые конструкции имперской политики. Кстати, идея «шарашки» успешно используется американцами по сегодняшний день в виде закрытых элитных учебных заведений и мозговых центров. То, что оградой служит не колючая проволока, а сверхвысокая зарплата, сути дела не меняет.

Не удивительно, что первыми жертвами перестройки стали советские НИИ и КБ, большая часть которых еще до перестройки была уничтожена орговиками, но которые были единственным местом, где выживало формальное мышление, соответственно, единственным ресурсом удержания огромной страны от перестроечного идиотизма, осуществляемого «конкретно» орговиками.

Предел организации конкретного мышления – конвейер по производству конвейеров; предел самоорганизации формального мышления – нирвана. Развитие – в балансе и правильном сочетании, то есть в метарефлексии над конкретным и формальным мышлением. Напрашивается каламбур: где взять в России рефлексию, да еще способную на создание государственной сети институтов по срочному выращиванию формального мышления? Парадокс состоит в том, что в тоталитарной системе это может быть осуществлено только волевым усилием главы государства…

Где бы взять такого главу государства? Вот бы Кондолиза Райс стала Президентом России.

Мальцев Виктор