Сутки в шкуре санитара

Корреспондент «МК на Дону» отработал суточное дежурство санитаром на «скорой помощи», чтобы самому оценить, как работает одна из самых важных экстренных служб города.

Кнут без пряника

— Ты сам мог бы быть врачом? — совершенно неожиданно спрашивает меня фельдшер Катя, когда мы едем на первый вызов. На часах где-то 8:30, студеное октябрьское утро.
— Знаешь, больше всего в жизни я не люблю рамки, ограничения, инструкции, — совершенно честно отвечаю я.
— А они здесь повсюду! — разводит руками Катюша. Она маленькая и хрупкая блондинка, но в глазах виден огромнейший жизненный опыт. В медицине Катя с пятнадцати лет. Когда начинала, помогала маме в БСМП. Потом была регистратором, а последние пять лет — на «скорой».
Простую истину про жесткие рамки я понял и сам. Еще до того, как надел синюю форму с надписью «Скорая помощь». Просто увидел доску объявлений на подстанции.
«Если не указано, кто (мама, бабушка) расписался за ребенка (написаны только ФИО) — штраф!
Графа «Время окончания вызова» должна быть заполнена.
НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не использовать корректор и подчистки, это карается как фальсификация.
Нельзя писать: препараты введены по требованию или настоянию больных — вы перерасходуете средства страховых компаний, а им это не нравится».
Подобные страшилки развешаны на каждом стенде. И почти везде — штраф, штраф, штраф. Не со зла. Просто каждая копейка на счету и за любой перерасход спросят. Врачи к такой системе привыкли, и потому напряжения никакого не чувствуется.
— Мы, конечно, помогаем всем: и с полисом, и без. Но если есть полис, его указываем. Потому что страховые регулярно запрашивают карты вызовов. На основе этого и деньги распределяют, но схема сложная, никому из нас, во всяком случае, не понятная.
Едем мы не быстро. Сирена тоже выключена. Впрочем, вызов не экстренный — бабушке стало плохо с сердцем. А таких бабушек за день еще столько будет...
— А я слышал про то, что вам еще и гаишники штрафы за превышение присылают, как всем остальным. Это правда? — спрашиваю я.
— Игорь, кто у нас штрафы оплачивает? — доктор нашей бригады Василий Владимирович переадресует вопрос водителю.
— Автохозяйство, кому машина принадлежит, — отвечает тот.
— То есть квитанции все же кто-то оплачивает? — удивляюсь я. — Вы же «скорая»! Я, кстати, задавал этот вопрос начальнику полиции.
— И что же он ответил, — интересуется доктор Фалин.
— Что если вас в системе видеофиксации нарушений в исключения добавить, то там еще десяток блатных джипов как-то окажется. Чудеса!
— Понятно… — произносит доктор и отворачивается.
Но наличие штрафов не означает, что «скорой» можно ездить медленно. За каждой машиной следят по ГЛОНАСС, и за задержку — тоже штраф.
— 10%, 20% или 30% от стоимости одного вызова, — поясняет Катя.
Впрочем, дело не только в деньгах. Ко всему прочему грозные объявления на подстанции запрещают курить на лестнице и нецензурно выражаться почему-то только в столовой.

Герои и паникеры

— Скажи, а вызывая «скорую», можно экономить? — задаю я каверзные вопросы Кате.
— Конечно, — совершенно спокойно отвечает она. — Я же не имею права отказать. Например, выписали человеку лекарство, нужно идти в аптеку. А на улице дождь. Это ж одеваться, мокнуть... Лучше «скорую» вызвать.
Ни капли злости или осуждения в голосе девушки не слышится. Такое ощущение, что она вообще не способна никого осуждать. В разговоре на любую тему она вставляет фразу «ну, это, опять же, кому как».
— А вообще, знаешь, случай был, — вдруг берет инициативу Катюша. — Открываю я дверь, а на пороге женщина стоит и один палец поднятым держит. Я спрашиваю: «Что случилось?» А она мне: «Я швейной иголкой укололась, сделайте мне противостолбнячный угол». Я ей говорю: «Но вызов был по поводу боли в сердце». — «Ой, ну я не знала, как правильно «скорую» вызвать».
— И что, вы в таком случае какой-нибудь штраф за ложный вызов ей выписать не можете? Ложь же откровенная! — расширяю глаза я.
— Нет. Мы — не Запад.
В противовес подобным паникерам, правда, есть и другие. Осознающие, что кому-то может быть не менее тяжело, чем тебе. Таких людей врачи «скорой» помнят и ценят.
— Зимой, когда коллапс был, мы не успевали все вызовы за смену объехать. Бывало и такое, что вчерашние на следующий день оставались. А в это время одна женщина в садах на Днепровском нас ждала с нарушением сердечного ритма, — говорит Катя. — И совершенно никакого недовольства! Понимала, что к ней в сады не доехать по такой погоде. Женщина — герой просто!

Одноразовая помощь

Если большинству пациентов, выпавших на мое дежурство, достаточно было сделать кардиограмму и поставить капельницу, несколько раз мне казалось, что мы должны были помочь человеку как-то еще. Нет, дело здесь не во враче или фельдшере — они со своей работой справлялись «на отлично». Впрочем, объяснять лучше на примерах.
— Эта бабуля пешком прошла отсюда до прокуратуры, — смеясь, рассказывает лейтенант полиции.— Говорит, потерялась. Говорит, дома не кормят. А мы заглянули в ее сберкнижку — а там 300 тысяч! И сумки у нее такие, что и мне их носить тяжело.
Бабуля 1926 года рождения в это время сидит в патрульном автомобиле и требует отвезти ее в больницу. С трудом уговариваем отпустить полицейских и перейти на лавочку у подъезда. Кожа на руках у старушки тонкая, как крылья бабочки. Кажется, одно неосторожное движение — и порвется. Но силы между тем хоть отбавляй.
— Что у вас болит, бабушка? — спрашивает Фалин.
— Все! — решительно отвечает она.
— А стало что-то хуже за последнее время?
— Нет, у меня всегда так. Отвезите меня в больницу.
— Да я же не могу забрать вас без диагноза, — спокойно объясняет доктор.
В паспорте старушки отмечена прописка именно в этом подъезде — полицейские привезли ее сюда не зря.
— А-а-а... Ирка — ее племянница, — сообщают нам бабушки на лавочке. Впрочем, по сравнению с нашей пациенткой они — просто пожилые женщины.
— Никто она мне! Выгоню ее отсюда! Квартиру у меня украла! Из Сибири приехала специально у меня квартиру украсть!
— Может, поднимемся в квартиру? Все же вы там прописаны, — предлагает Василий Владимирович.
— Не пустит она ее! — отрезают местные знатоки всех и вся.
Племянница буйной старушки, однако, поддается на наши уговоры и спускается. Она тоже немолодая женщина с совершенно измученным лицом. Дальше сцена напоминает типичный выпуск программы «Пусть говорят».
— Она каждый раз грозится устроить погром. Клюшкой своей размахивает. Уже во сне меня чем-то в грудь била. А потом так расстроилась, что я не померла! — говорит племянница.
— Врет она все! Воровка! — комментирует ее речь бабушка. Кричать у нее не получается, но голос звучит решительно.
— Она в Ковалевке лежала уже. Собственник квартиры — мой сын, ее внучатый племянник. Она сама ее ему отписала, еще когда в уме была, в 2003-м. Сама сказала, что хочет жить в саду, там у нее дача. Сейчас она и сад какой-то подруге отписала. Формально она вменяемая! Поэтому держать дома я ее не могу, особенно когда она угрожает. Но я ей уже сказала: кормить тебя не буду!
— Вариант с хосписом обсуждался? — интересуется Фалин. — Психиатрическая патология тут налицо.
— Мы уже и в благотворительный фонд обращались. Говорят, что в интернат устроить можно, но надо бумажки собрать. Я не могу — сама инвалид, до остановки с трудом дохожу. А сын работает, некогда. Но кормить я ее все равно не буду. Она из меня все соки уже выпила!
— И она так и будет на улице?
— Мне все равно!
Буйную бабушку мы передали другой бригаде — надо было отправляться на следующий вызов. Тем более что в медицинской помощи пациент не нуждался. Скорее, в социальной.
— А мы не могли передать эту бабушку куда над»? — спросил я потом доктора. — Понятно, что не вы этим должны заниматься, но пусть хотя бы в карточке вызова была бы графа: «Передать дело в...».
— Да нет, — устало произнес он. — Ну какая служба может решить весь комплекс ее проблем?
Ответа на этот вопрос у меня так и нет.

Токсикология открыта для всех

— Ребята, извините, наверное, это не совсем по вашей части... Но не бросать же его так, — встречает нас парень, указывая на огромного мужика, лежащего на парковке во дворе. — Я могу идти?
Когда мы пытались растормошить спящего великана, он лишь отмахивался и посылал нас по известному адресу. Кроме того, мужик бормотал что-то вроде: «Я Рустам, я Рустам...»
— Ну, что предлагаете с ним делать, Кирилл? Он просто пьян! — в шутку обратился ко мне за советом доктор Фалин. Видимо, он хотел узнать, проникнусь ли я бедой Рустама так, как проникся историей психически больной старушки.
— Знаете, даже будучи сверхгуманным, я просто оттащил бы его на тротуар, — мой ответ был вполне в духе вопроса.
— Нет, в таком состоянии людей бросать нельзя, — перешел на серьезный тон Василий Владимирович. — Принеси гибкие носилки, без них тут не справиться.
Сколько весил Рустам, сказать сложно. Несли мы его впятером, но такое ощущение, что на одного меня пришлось килограммов 40—50. Рассказываю бригаде, что писал материал, идеей которого была необходимость возвращения вытрезвителей.
— О-о-о, тут мы двумя руками «за», — возбужденно одобряет доктор Фалин.
По пути в больницу Катюша делает «опись имущества» Рустама:
— Синяя спортивная куртка, черная майка, черные туфли...
— Они не черные! — замечает Фалин.
— Ах, простите, темно-серые, — поправляется фельдшер.
— Смотри, а то потом скажет, что мы с него туфли «Саламандра» сняли, а дешевые надели.
— Что, и такое бывает? — недоумеваю я.
— Постоянно! Вечно нас обвиняют, что мы телефоны воруем, одежду брендовую. Ну, прямо все у нас в бутиках одеваются! Поэтому все описываем и сдаем на хранение.
Отделение токсикологии БСМП, куда мы привезли матерщинника Рустама, — адское место. Пациенты там связаны по рукам и ногам, среди них много бомжей. Некоторые койки стоят прямо в коридоре, но это, как говорят врачи, для их же блага — чтобы ни у кого не запал язык и никто не захлебнулся рвотными массами.

Учителя погибли перед праздником

— Вам ДТП, четверо пострадавших, — сообщает по рации диспетчер. Это был единственный серьезный вызов за дежурство. И слава Богу.
Инцидент, очевидцем которого мне пришлось стать, уже попал во многие новостные сводки. У водителя Geely взорвалось колесо, и он, не справившись с управлением, сбил четырех человек на обочине. Трое погибли на месте, а одну женщину госпитализировали. Это сделали именно мы, 38-я бригада «Скорой помощи». Это я помогал катить пострадавшую в смотровую. Это я держал над ней капельницу.
Не написали мои коллеги лишь о том, что пострадавшие были учителями. Заранее, в пятницу, они отмечали профессиональный праздник и около часа ночи решили расходиться. Мужчина, который был с ними, должно быть, провожал женщин на остановку.
— Ребята, там еще лежит! — кричал нам на месте происшествия какой-то парень. — Я пульс недавно смотрел — был!
К женщине в неестественной позе тут же подбежала Катя и посветила в глаз фонариком, попробовала пульс на сонной артерии, приложила фонендоскоп к губам.
— Видишь, зрачки расширены? Биологическая смерть! — сказала она мне и побежала помогать единственной выжившей. Женщина была в шоке.
— Там со мной девочки были, — вспомнит она потом, когда я буду держать над ней капельницу.
— Не думайте ни о чем. Все будет хорошо. Вам повезло, — на секунду задумавшись, отвечу ей я.
Страшное ДТП, в котором погибли учителя, на подстанции обсуждали всю ночь. Значит, это неправда, что врачи «скорой помощи» — черствые люди, которые уже ничего не чувствуют. Я там черствых не видел.
— Вот так оно, Кирилл, бывает — спокойно все, спокойно, уже засыпаешь, а потом раз — и адреналин в кровь! — сказал мне наш водитель Игорь.
Он был прав. Если до этого я уже буквально отрубался, вызов на ДТП меня немало взбодрил. Спать не хотелось еще долго.

Редкая благодарность

— Вам пришла посылка, — сообщили по рации.
— Отлично, как будет свободная минутка — заберем, — ответил доктор.
Посылкой Василий Владимирович поделился со всеми нами. И это было очень кстати — после целого дня на ногах и почти без еды. А передали ему большой контейнер люля-кебабов с армянскими лавашами.
— Знакомый тут шашлычную недалеко держит. Когда есть возможность, гостинцы в мою смену передает, — пояснил доктор. — Я несколько раз то его, то его жену его лечил. Так отношения и наладили.
Несколько раз за дежурство пациенты пытались дать бригаде «на чай». Коллеги поначалу отказывались, но, если люди уж слишком настаивали, — брали. Деньги это небольшие — за суточную смену наша бригада заработала всего лишь около двух тысяч рублей и шоколадку.
И не надо говорить, что это взятка! Я не видел, чтобы Василий Владимирович или Катя оказывали какое-то предпочтение тем, кто дает, перед теми, кто не дает. В конце концов, почему считается дурным тоном не дать чаевые официанту и дать — врачу? Учитывая, что официант любого кафе в центре Ростова в одиночку, а не в составе бригады получает две, три а то и четыре тысячи рублей, не спасая ничью жизнь, — и не за сутки, а за 12 часов. Разве это справедливо? Я так не думаю.

Не спать!

Прилечь на подстанции есть где. И поверьте, полчаса сна между вызовами во время суточного дежурства — это много. Я спал с телефоном — звонок о следующем вызове мог раздаться когда угодно. Сам доктор в любой свободный момент приглашал меня в комнату отдыха. Я часто отказывался: сутки — и без того мало для хорошего журналистского внедрения, а тут еще спать... Нет уж — надо подслушать разговоры.
— Я думала, ты отдыхаешь! — как-то поймала меня в коридоре подстанции Катя. Она, кажется, не прилегла ни на минуту. Работа фельдшера — это еще и куча бумажек, которые надо заполнять.
— А зачем? Все равно в любой момент могут сорвать, — ответил я.
На такой ответ Катюша округлила свои светло-карие глаза:
— Вообще-то, у нас так: пусть двадцать минут, но они мои.
Особенно сильное впечатление на меня произвели водители. Вот уж кому-кому, а им давать слабину в течение всех суток нельзя ни в коем случае. Как это у них получается?
— Да как-как... 27 лет уже, — ответили мне мужики, когда я присоединился к их разговору на кушетках.
— Сейчас классно — мы же на «Газелях» ездим, — отозвался кто-то. — Пока бригада на вызове минут 30—40 занимается, кинул подушку на передние сидения — и спи. А я еще на «Рафах» работал, там так не сделаешь, тесно очень.
Коллега рассказчика, кряхтя, выкрутился в неестественной позе. Видно, хотел показать, что сказанное поддерживает.
Еще до журналистского эксперимента мне приходилось слышать, что врачи, чтобы не спать, устраивают своему организму разные экзекуции — подкалывают кардиостимуляторы или постоянно курят, чтобы сузить сосуды. Реальность оказалась куда более прозаичной.
— Не спать? Ну, наверное, просто сосредоточение так работает — я на работе, значит, спать нельзя, — ответила на мой вопрос Катя. — Василий Владимирович, а чем ваш секрет?
— Мой? «Ред Булл». Он единственный из всех энергетиков разливается в Австрии, а не где-то под Чалтырем. По крайней мере, можно верить, что там состав нормальный.
— Рекомендуете?
— Нет. Вообще, я это осуждаю, но когда совсем вырубает...
В комнате отдыха, где периодически спал Василий Владимирович, на кушетке лежал глянцевый Yoga Journal. Я видел, как доктор с утра делал какие-то упражнения. Но об этом он почему-то не стал распространяться.

Все для спасения — имеется

На столе в столовой лежит распечатанная заметка из интернета. На ней ручкой помечено — «подготовить ответ». Коллега-журналист в тексте критикует «скорые» за плохое оснащение. Мол, «нет даже элементарных средств».
— Это уже давно не так, — переговариваются между собой перекусывающие водители. — В 90-е — да, а сейчас у всех бригад все одинаковое.
Они не врут. Во всех, даже в психиатрических бригадах сейчас есть все для спасения жизни. Вплоть до дорогостоящих дефибрилляторов. И они ими пользуются — ведь, возвращаясь по трассе из Ковалевки, очень легко встретить тяжелое ДТП. И тут уже нет разницы, реаниматолог ты или психиатр. Ты врач.
В самом начале смены доктор Фалин и фельдшер Катя при мне потренировались на манекене проводить реанимационные процедуры. Такой тренажер на город один, и стоит он баснословных денег. Однако это не показуха на камеру. Я своими глазами видел заполненный журнал, судя по которому, каждый день ребята с какой-нибудь из девяти ростовских подстанций приезжают на тренировку. Просто так, чтобы увереннее себя чувствовать в момент «Х».

Легкая смена

— Ну, что, Кирилл, может, ты уже домой? Все равно засыпаешь, — наперебой предлагали мне Катя и Василий Владимирович в течение всего дежурства.
— Нет! Я смогу! — решительно отвечал я.
Но 8 утра субботы все же наступило. Последние полтора часа даже повезло отдохнуть на кушетке — вызовов не было.
— Ну, все, теперь точно конец. Езжай, — в очередной раз сказала мне Катюша.
— Ты, наверное, не верила в мою стойкость? — пошутил я в ответ.
— Да почему?.. — спокойно ответила она. — Подумаешь — сутки. К тому же смена была на редкость не трудной. Только 17 вызовов.
Это подтвердили и в диспетчерской. За целые сутки бригады 3-й подстанции Ростова-на-Дону совершили всего 190 вызовов. Обычно же бывает 240—250. А зимой — так вообще за 300. Можно сказать, повезло.
— Кирилл, ты был с нами, держи, — сказал мне Фалин, на прощание отсчитывая мне 600 рублей. Это моя доля чаевых. Они по традиции делятся между всей бригадой.
Я вызвал такси. Добираться домой на общественном транспорте у меня просто не хватило бы сил. Но это у меня. Что же до опытных работников «скорой», то некоторые из них после суточного дежурства едут домой на собственных авто. И не пару кварталов, а в Чалтырь, Крым или Ленинаван. Вот уж сила — я бы наверняка за рулем заснул.

Источник: МК на Дону