Мы вместо

Слетал в Москву на «Марш миллионов», помаршировал. А на обратном пути думал так: всё происходящее – происходит вместо чего-то, на самом деле важного. Люди собираются в праздники, и вместо того, чтобы ехать на дачу и торжественно топтаться вокруг мангалов, добровольно строятся в колонны (левые, правые, университетские и совсем креативные) и наступают по бульварам. По дороге разговаривают о главном и косятся на хлипких воинов, которые испуганно таращатся в ответ из-под стальных шляпок. В людях чувствуется уверенность состоявшейся жизни, упругость московского ума и хорошее питание.

«Мы живём в стране и мире, где доктора разрушают здоровье, адвокаты разрушают справедливость, университеты разрушают знание, правительства разрушают свободу, пресса разрушает информацию, религия разрушает мораль, и наши банки разрушают экономику».
Крис Хэджес, американский военный журналист и корреспондент

Вместо объявленной революционной ярости и гражданской непреклонности. В воинах видна тонкая грязная шея и желание кушать. Кое-где за воинами есть подкрепление – смешной омон в черной пластиковой упаковке, но и в омоне нет внимательной цепкости к ситуации – омон тоже где-то «не здесь». В итоге вся конструкция упирается в сцену, на которой какие-то «не те» говорят случайные «не те» слова вместо тех, кого тут нет.
Что всё это значит, – думал я, подъезжая к Домодедово на попутке за 800 вместо такси за 1500, – что значит вся эта тотальная замещенность? Зачем пришло 50 тысяч народу послушать идиотический «Манифест», который уже три дня как прочитан, расклеван и выброшен из головы? В то время как вся Европа читает «Майскую декларацию» Хардта и Негри, или другая вся Европа – новую книгу Тило Сарацина? Зачем все эти люди хоронят Путина, когда назавтра у них похороны Глазычева?

По дороге слушал неведомое московское радио, изъясняющее, что Собчак обыскивали вместо активиста Яшина, проживающего совместно, и что само это совместное проживание было обыскивающим следователем прокомментировано так: «А жила бы ты вместо него с полковником ФСБ, и не было бы ничего».
– А вот тут, – сказал вдруг водитель, – как раз поворот на супермаркет, где полицейский Евсюков расстрелял людей. Вместо того чтобы их охранять...

Вот такой получился контекст, – думал я в Домодедово, – из которого следует, что в нашем мире образовалась какая-то черная дыра, которая съела всё серьезное и настоящее, и мы делаем отчаянные попытки ее заткнуть «маршами миллионов», хриплыми речевками и смешными билетиками (взял один), наподобие трамвайных, но «на проезд в автозаке».

Как оно всё началось и поехало: с ерунды «Народного Фронта», уничтожившей правящую партию; потом жульничество третьего срока, уничтожившее институт президентства; потом «выборы» 4 декабря, уничтожившие парламент; потом переезд путинского правительства в его Администрацию, которая теперь у нас вместо правительства; потом закон о «выборах губернаторов», которые по этому закону даже начать невозможно, не то что провести; потом «закон о митингах», высмеявший идею законности в принципе; и, наконец, эти обыски у людей, которые просто требовали дать им пройти по согласованному маршруту, а леди там вообще не было...
И вот мы ходим на митинги, потому что, как сказал со сцены Гудков, «всё отняли, а теперь хотят отнять и улицу, но мы ее не отдадим». «И придем еще, – как сказал со сцены тут же Удальцов, – придем 7 октября».

«На самом деле всё основывается на нашей собственной слепоте. Мы могли бы возложить ответственность за это на общество, на правительство, на полицию; мы могли бы сказать, что в этом виноваты плохие времена, пресыщенность, автобаны, наша собственная машина, наша одежда. Мы могли бы попытаться перевести ответственность на всё только вообразимое. Но это мы сами, мы те, которые не способны отпустить поводья из рук и проявить себя по-настоящему добросердечными и сочувственными. Мы сами – эта проблема».
Чогьям Трунгпа Ринпоче, мастер медитации линии Кагью

Точно, сразу после джаз-фестиваля в Барселоне и придем.
А что нам остается? Ничего, кроме наших тел, которыми мы будем беспорядочно заваливать и заваливать растущую черную дыру институциональной катастрофы, – думал я в спорт-баре аэропорта Домодедово, где не упасть яблоку, потому что начиналась Россия – Польша. Остаемся «мы сами» – в колоннах, командах, клубах, группах. Вот спасибо футбольной сборной, думал я в самолете. По крайней мере сборная по футболу перестала наё..вать и начала играть.
Алексей Синельников