Руководитель ОАО «Москонверспром» Валерий Морозов — о том, как он участвовал в тендерах на строительство олимпийских объектов в Сочи, какие откаты и кому платил

В начале недели разразился скандал: Валерий Морозов, председатель правления ОАО «Москонверспром», которое строит множество объектов для Олимпиады в Сочи, рассказал в интервью английской The Sunday Times о небывалом размахе коррупции при распределении контрактов и о том, что он лично давал взятку высокопоставленному сотруднику Управления делами президента (УДП). В последующих комментариях российским радиостанциям Морозов уточнил имя этого чиновника: им якобы является Владимир Лещевский, заместитель начальника Управления капитального строительства УДП. Господин Лещевский заявил, что обвинения Морозова — «полная глупость». Такой же была реакция Виктора Хрекова, пресс-секретаря Управделами президента. Однако Морозов настаивает: после того как «Москонверспром» заключил контракт на реконструкцию корпуса «Приморский» санатория «Сочи» (в нем во время Олимпиады будет проживать правительственная делегация), Владимир Лещевский якобы потребовал от него 12% отката от суммы контракта в 1,5 млрд рублей. Для того чтобы прояснить все детали этого громкого скандала, мы встретились с Валерием Морозовым, который до сих пор находится в Москве и ждет решения следственных органов по поводу его заявлений.

— Я работаю с Управлением делами президента с 1994 года. Вначале как руководитель американской корпорации «Йорк Интернешнл», а с 2002 года — как генеральный директор и председатель правления «Москонверспрома». Отправной точкой для сегодняшнего конфликта стал, пожалуй, 2005 год. Тогда мы были генеральными проектировщиками особой зоны президента в Государственном Кремлевском дворце (ГКД). Мы ее сделали хорошо, но возникла проблема: ГКД нам не заплатил все деньги, то есть мы выполнили работы, отправили акты, но их не подписали и часть не оплатили. И я тогда восстал: написал в Генеральную прокуратуру, начал готовить иски в суд, но меня одернул начальник Главного управления капитального строительства УДП Анатолий Чаус. Он сказал примерно следующее: хотите судиться — судитесь, но в прокуратуру не пишите, не поднимайте волну — все-таки речь идет об особой зоне президента; а мы тебе в будущем нормальный контракт дадим, заработаешь и покроешь свои убытки.

И собственно говоря, тендер по реконструкции корпуса «Приморский» санатория «Сочи» стал продолжением той истории. Мы на конкурс пошли и действительно его выиграли, но когда все было утверждено, меня неожиданно вызвал вернувшийся из отпуска Владимир Лещевский, заместитель начальника Главного управления капитального строительства УДП. На встрече Лещевский сказал: мол, ты знаешь, я был против того, чтобы тендер отдавали твоей компании, я поддерживаю «Путиви». («Путиви» — это югославская компания, и до меня уже давно доходили слухи, что Лещевский и его жена якобы контролируют некоторые строительные компании из бывших югославских республик. Кстати, у «Путиви» множество подрядов и в Сочи.)

Лещевский предложил отказаться от контракта в пользу «Путиви» и пойти к ним работать на условиях субподряда. Я не согласился. Тогда он поставил условие: мол, ладно, если ты настаиваешь, то оставайся, но работать будешь по принятым у нас требованиям — 12% отката от суммы контракта (в 2005 году она составляла 1,5 млрд рублей). Я согласился, и мы стали работать.

Но с самого начала пошли проблемы. Первая из них — это недоработанный проект реконструкции. К примеру, он не предполагал подъездной дороги. В проекте указывался проезд по территории санатория «Родина», который принадлежит Дерипаске и по которому девушки на пляж ездят в «электрокарах». А тут, представьте, поехали бы грузовики со стройматериалами. Естественно, нас никто на эту территорию не пустил, поэтому пришлось взрывать старый корпус и прокладывать подъездную дорогу.

Вторая проблема — нам начали навязывать субподрядчиков. «Рекомендации» шли от того же Управления делами президента и заказчика реконструкции — ФГУП «Дирекция по строительству и реконструкции объектов федеральных органов власти» в лице его директора Сергея Смирнова.

Рекомендованные субподрядчики, естественно, завышали цены и плохо работали. Мы с ними пытались бороться, судиться, но против нас тут же выступало УДП. Например, только мы избавились от компании «Спецморстрой», как нам тут же навязали другую — югославскую «Харвинтер». Пришлось заключить крупный контракт, но работы снова выполнялись крайне медленно, за что претензии чиновники предъявляли нам. Через некоторое время и «Харвинтер» ушел с объекта.

Оценивая сегодня ту ситуацию, я предполагаю, что «Харвинтер» мог специально уйти по совету Управления делами, потому что к тому времени конфликт нарастал и, видимо, принималось решение, как от нас, «Москонверспрома», избавиться.

— На ваш взгляд, все эти субподрядчики, в том числе из бывших югославских республик, были аффилированы с Управлением делами президента?

— Не с управлением, а, я полагаю, конкретно с Владимиром Лещевским и Сергеем Смирновым. После того как мы избавились от субподрядчиков, нас стали заставлять закупать оборудование у, скорее всего, «близких» этим чиновникам компаний. Например, на объекте требовалось установить большое количество витражей и окон на сумму в несколько миллионов евро. Чтобы попасть в эту сумму и заработать, мы купили производство у одной из лучших немецких компаний — «Шукко». Но нам даже не давали установить это оборудование, а заставляли закупать его через все тот же «Харвинтер» или компанию «Евроокно», цены которых были дороже на 30—40 млн.

— Вы как-то пытались решить эти проблемы с Управлением делами президента?

— Я пытался поговорить с начальником Лещевского Анатолием Чаусом, но он ничего не хотел знать и повторял, что это дела Лещевского, в которые он не хочет лезть. У Чауса политика простая: лишь бы проблемы остальных до него не доходили. Поэтому всеми вопросами по строительству занимался Лещевский.

— Которому вы все это время продолжали платить откаты?

— Да. В том или ином варианте, наличными или через названные компании.

— Какую часть суммы вы успели ему передать?

— Все 12% от 1,5 млрд рублей контракта.

— И каким образом чиновники из Управления делами от вас избавились?

— В 2009 году они объявили новый тендер, в который, кстати, включили большую часть денег и объемов из нашего контракта, а также дополнительные работы на 650 млн рублей, которые мы уже выполнили и за которые получили деньги. Тендер был закрытым, для участия в нем требовалась лицензия ФСБ. Нас на этот тендер пригласили, но по формальным причинам не допустили к участию. По результатам этого конкурса «Строительное объединение Управления делами президента» стало номинальным подрядчиком, а весь объем работ и, соответственно, все деньги получила все та же югославская компания «Харвинтер». Нас после этого перестали пускать на объект, забрали все имущество — от складов и офисов до строительных кранов и техники. Малую часть всего этого нам удалось вывезти только с помощью милиции.

Такая же ситуация стала складываться и на других объектах, где мы работали по заказу УДП. Например, в Дагомысе. Там мы были генеральным проектировщиком и успели выполнить работы на 69 млн рублей, но в итоге столкнулись с тем, что заказчик отказался выдавать специальные технические условия. Прекратились выплаты, акты, которые мы пересылали, не подписывались, и мы были вынуждены остановиться.

На наше место пришла другая югославская компания «Проектстройсервис», которую до этого нам навязывали в субподрядчики в Сочи.

— Получается какая-то странная картина: у вас усиливается конфликт, но вы все равно продолжаете носить деньги Владимиру Лещевскому, который, казалось бы, должен был помогать вам…

— Знаете, это, наверное, одна из его характерных черт. Все понимали, что есть проблемы, и все, в том числе сотрудники Управления делами, говорили мне: разберись с Лещевским. Я прихожу к Лещевскому, чтобы разобраться, а он уверяет, что все в порядке, что не стоит слушать дураков, что нет никаких проблем и мы продолжим работать. Даже в самый последний момент, когда все были уверены в том, что от нас избавляются, я спросил его: «Владимир Михайлович, так мы остаемся на объекте или нет?». Он ответил: конечно, и не стоит никого слушать.

У меня, может быть, не было бы никаких претензий, если бы он честно признался: мол, прости, у меня свои компании, у них объекты обломались в связи с кризисом, им надо заработать. Поторговались, я бы подвинулся или хотя бы заплатили за выполненные работы и позволили имущество с объектов вывезти. Так нет же: он, зная, что нас выкинут, продолжает врать, заставляет закупать технику, чтобы потом ее забрать и использовать. Это просто система наглого «кидка». Взятка уже воспринимается ими как обычный коррупционный налог, который можно не отрабатывать, а, наоборот, продолжать доить людей и стричь компании.

— Когда вы впервые обратились в правоохранительные органы?

— Я и до этого просил некоторых людей мне помочь, но они ничего сделать не смогли.

— Это были официальные просьбы?

— Что вы имеете в виду?

— Вы писали заявление или устно просили своих знакомых?

— В основном я обращался к своим знакомым, в том числе из правоохранительных органов, чтобы они помогли урегулировать конфликт. Но им всегда отвечали, что, мол, с Управлением делами президента никто не хочет связываться и ничего у вас не выйдет. Но в один день мне вдруг сообщили, что люди готовы приступить к работе и нужно написать официальное заявление. И я подал заявление в ОРБ №7 ДЭБ МВД.

— И делом начали заниматься оперативники?

— Да. Они сказали, что мне нужно разбить последний платеж в 15 млн рублей на несколько частей и передать их Лещевскому. Все будет задокументировано и передано руководству, а оно уже примет решение об официальном оперативном эксперименте, во время которого Лещевский будет арестован.

— Опишите этот эксперимент.

— Все происходило 24 июня 2009 года в ресторане «Сливовица». На мне была скрытая камера, в вазе с цветами был спрятан записывающий микрофон, а за соседним столиком сидели оперативники, которые тоже все снимали. Пришел Лещевский, снова стал уверять, что все у меня и «Москонверспрома» будет в порядке. Затем он забрал пакет с деньгами и вышел, а я пошел в туалет, чтобы отдать аппаратуру оперативнику. Я вернулся к столику, чтобы расплатиться, и вдруг через несколько секунд пришел Лещевский: он захотел переждать начавшийся дождь. Мы с ним выпили еще пива, после чего он ушел. Но никто его задерживать не стал.

На следующее утро я позвонил в ОРБ, и мне сказали, что они, к сожалению, не получили команды на задержание. Знаете, сейчас у меня возникает ощущение, что весь этот следственный эксперимент был игрой. Мне кажется, что они задокументировали Лещевского только для того, чтобы самим его «тряхануть».

— Сейчас вы можете назвать фамилии этих оперативников?

— Это оперативники 7-го ОРБ Фейзуллин и Дроганов, который руководил этой операцией.

— Что вы дальше предприняли?

— На следующий день я поехал в ОРБ к Дроганову. Он признавался, что очень расстроен, что столько времени и сил убили на операцию, но команды арестовывать не поступило. Я спросил его, что тогда делать. И он ответил: мол, идти к Лещевскому и договариваться. Конечно, хотелось спросить, куда делись 15 млн, которые я лично выделил для всех этих экспериментов, но решил не спрашивать — и так понятно.

В январе 2010 года у меня появилась возможность передать через одного человека письмо президенту России Дмитрию Медведеву. После этого он дал указание Генеральной прокуратуре заняться этим делом. Генеральная прокуратура и Департамент собственной безопасности МВД, рассмотрев все эти документы, отправили их в Следственный комитет для принятия решения о возбуждении уголовного дела.

— Но раз пошли какие-то подвижки, почему вы решили дать интервью The Sunday Times?

— Потому что прошло пять месяцев, а Лещевский и Смирнов до сих пор на своих должностях. Кроме того, мы видим, что предпринимаются попытки спустить следствие на тормозах и дать этому скандалу затухнуть. К тому же чиновники из Управления делами президента делают все возможное, чтобы создать моей компании экономические трудности на всех объектах.

— Но официальная реакция представителей Управделами президента на ваши обвинения была примерно следующей: вы все выдумали, ничего подобного не было, просто возникшие у вашей компании проблемы вы пытаетесь переложить на других.

— Вот это, конечно, меня больше всего удивляет. Значит, в Генеральной прокуратуре все признают, в Следственном комитете идет официальная проверка, а Управление делами заявляет, что Морозов все выдумал. Они либо вообще все с ума посходили и потеряли связь с миром, либо они только слушают Лещевского, который им врет так же, как мне врал.

— Вы говорили, что работали с Управделами президента с 1994 года. Но неужели впервые с требованиями взятки столкнулись только в 2005-м?

— Это уже совершенно другая история.

P.S. Мы отправили запрос Владимиру Лещевскому. Пока ответа не получили. Когда получим — опубликуем.

Источник. Новая газета

На фото: Проект корпуса «Приморский» санатория «Сочи». После того как компания выиграла тендер, по словам Морозова, от него потребовали откат