Драгоценное слово чиновника.

Слово человека, наделенного властью, дорого стоит. А в России – особенно. Ведь российские чиновники за словами в карман не полезут, а потом, чего доброго, от этих слов перейдут к делу. Так думают инвесторы, до сих пор содрогающиеся при одном воспоминании о нефтяной компании «Юкос». Где гарантия, что ее история не повторится? Память у инвесторов, как известно, коротка, но подозрительность и бдительность со временем только обостряются. Вот и прислушиваются они к каждому слову, слетевшему с уст важного чиновника: не задумали ли чего, не выбрали ли новую жертву?

Примеров влияния чиновничьих высказываний на рынок – хоть отбавляй. Самый яркий, пожалуй – прошлогодняя публичная порка «Мечела», обвалившая не только акции одного из крупнейших в мире металлургических холдингов, но и российские фондовые индексы. Оздоровительная кампания премьер-министра Владимира Путина, пообещавшего направить «доктора» к основному владельцу предприятия Игорю Зюзину, сбила рыночную капитализацию публичных российских компаний более чем на $18 млрд.

Заработал ли на этом кто-то из чиновников? – такой вопрос если и не задается впрямую, то уж точно возникает в умах инвесторов, теряющих деньги. Российское законодательство пока не позволяет дать на него ответ: закон «О противодействии неправомерному использованию инсайдерской информации и манипулированию рынком» принимают и никак не могут принять вот уже десять лет из-за расплывчатых формулировок и слишком широкого круга лиц, отнесенного к инсайдерам. Отправлены на доработку и поправки в УК, вводящие уголовную ответственность за инсайд и манипуляции.

Да и не в законе дело. Привлечь чиновника к ответственности, а тем более уголовной, – непростая задача. В худшем случае его ждет отставка, как, например, случилось с Виктором Геращенко, чье публичное заявление осенью 1994 года стоило ему поста председателя Центробанка. Тогда речь, правда, шла о курсе рубля, а не о ценных бумагах. Но манипулирование ценами было налицо. Чем он руководствовался, до сих пор неизвестно, но только после памятного «черного вторника» 11 октября 1994 года, когда всего за одну торговую сессию рубль потерял почти 40%, Геращенко не только обвинил в игре на понижение банкиров, но и намекнул, что ему известны имена спекулянтов. Национальную валюту он спас: за два дня курс не просто вернулся на прежние уровни, а перешагнул через них. А сам был уволен: раз имел место сговор и регулятор знал о нем, почему не предотвратил?

Словесные интервенции Центробанка, кстати – один из камней преткновения в многострадальном законе об инсайде. И ведь вред рынку могут нанести не только реплики руководителей ЦБ о грядущих перспективах валютного рынка. Можно вспомнить весну 2004 года и памятные слова главы Комитета по финансовому мониторингу Виктора Зубкова (сейчас вице-премьера) о «черном списке» отмывающих деньги банкиров, которые после дела «Юкоса» стали сигналом для появления новых жертв. Инициированный Зубковым банковский кризис доверия ударил не только по мелким участникам рынка, но и на несколько месяцев заморозил строительный рынок.

Справедливости ради стоит заметить, что чиновники не всегда отдают себе отчет в том, что говорят, и как на их слова может отреагировать рынок. Вряд ли тот же Зубков мог предположить, что его предупреждение выльется в такие серьезные последствия. Или, например, Герман Греф, активный участник энергореформы. Шесть лет назад, будучи министром экономического развития и торговли и пытаясь расширить круг участников аукционов по продаже акций оптовых генерирующих компаний, он наверняка не задумывался о том, что его инициатива, поддержанная руководителем президентской администрации Александром Волошиным, опустит котировки акций энергокомпаний.

Конечно, определять, осознанно или неосознанно чиновники произнесли свои знаковые для рынка речи, по идее, должен суд

Прямая речь «Сознательный вброс информации должен преследоваться по закону» Президент «Ассоциации региональных банков «Россия» Анатолий Аксаков

Должна быть система отражения позиции любого министерства или государственной организации по вопросам, влияющим на рыночную конъюнктуру, будь то акции, облигации, процентные ставки или валюта. Каждое ведомство должно иметь жесткий регламент разглашения информации. Условно, в такое-то время, в такой-то день недели, руководитель Центробанка или министерства, например, выходит и говорит: «Сейчас на рынке вот такая ситуация, мы приняли вот такие решения, мы ожидаем вот такие последствия». Хаотичность заявлений не позволяет понять действия властей и создает повод для некорректной интерпретации.

Если же решение еще не принято, требуется дискуссия для определения позиции государственного ведомства, то тогда необходимо изложить свои подходы с предложением их обсудить. В данном случае возможны дискуссии, в том числе, представителей различных ведомств, не говоря уже об экспертном сообществе и депутатском корпусе. Для чиновников исполнительной власти любого уровня дискуссия прекращается после принятия решения.

При этом заявления по принятому решению не должны быть сухими. Необходимо давать предысторию, объяснять причины произошедшего, возможно, прогнозировать развитие событий. Участники рынка не от журналистов должны слышать разъяснения, а от людей, уполномоченных принимать решения. Спонтанные случаи, конечно, возможны, но изначально должны быть регулярность и постоянство. И если не чиновник, то его пресс-секретарь обязаны озвучивать позицию ведомства. Тогда будет порядок и прогнозируемая ситуация.

Ну а сознательный преднамеренный вброс информации лицом, обладающим инсайдерской информацией или способным манипулировать рынком, если он наносит урон компаниям, инвесторам или участникам рынка, должен преследоваться по закону.

. Хотя лично я сомневаюсь, что выступления высокопоставленных глашатаев будут когда-нибудь, в принципе, расценены как нарушение закона, пусть даже административного. Но очень хочется верить, что постепенно, шаг за шагом, не только участники российского финансового рынка, но и чиновники перейдут на принятые в цивилизованном мире стандарты разглашения информации. На Западе с подобными заявлениями строго

Прямая речь «Культура высказываний высокопоставленных фигур в России ниже, чем в цивилизованном мире» Управляющий партнер Dashevsky & partners Стивен Дашевский
Всегда очень тяжело определить, какие из заявлений делаются умышленно, а какие являются просто следствием повышенной болтливости или общительности тех или иных чиновников. И невозможно понять, понимали ли эти люди, какой эффект произведут на рынок их заявления, но в общем можно отметить, что культура высказываний высокопоставленных фигур в России безусловно ниже, чем в цивилизованном мире. Возможно, причина отчасти заключается в молодости нашего рынка и неподготовленности его участников. Но, к сожалению, какова культура, таковы и результаты.

На Западе у чиновников есть определенный этикет поведения, правила формулировок, понимание, о чем можно и нельзя говорить публичному человеку касательно финансовых рынков, отдельных компаний и инструментов. У нас такого понимания нет, вернее, оно на порядок ниже. И это приводит к тому, что люди зачастую берутся объяснять такие вещи, на которые политики или финансисты отреагировали бы просто “No comment”. Например, в США на любой вопрос в отношении курса американской валюты, один ответ – правительство поддерживает сильный доллар. Причем вне зависимости хорошо ли это для рынков, для экономики в целом. Просто словосочетание «сильный доллар» – ничего лишнего.

Наши политики – от самого высокого уровня, до мелких региональных чиновников – не стесняются в формулировках, и их слова слишком сильно влияют на рынок. В ряде случаев, безусловно, это делается вполне осознанно, поскольку российские власти уже прекрасно освоили, что такое капитализация. Но помимо возможного, но никогда не доказуемого желания манипулировать ценами и оказать или не оказать влияние на рынок, чиновники все чаще используют свое привилегированное положение и доступ к микрофону для того, чтобы послать сигнал владельцам крупных компаний о том, чего от них требуется. И это уже чисто российская специфика.

Если взять историю с «Мечелом», то, очевидно, что здесь не было задачи каким-то образом манипулировать курсом акций. Но при этом вряд ли руководство страны не осознавало, какой эффект это может оказать на котировки. В итоге получилось, что акционеры компании оказались своего рода заложниками потенциального конфликта бизнеса и власти. И бить по карману, то есть по капитализации – это очень эффективный способ воздействия [на предпринимателей]. Но при этом не принимается в расчет ущемление прав миноритарных акционеров, которые оказываются в роли живого щита.

Подсчитать долгосрочный эффект от подобных заявлений сложно, поскольку со временем на котировку бумаги начинает влиять огромное количество других факторов, но ущерб, нанесенный в момент заявления, оценить нетрудно. Хотя в большинстве случаев он, конечно, бумажный – рынок, как правило, отыгрывает все те слухи и ожидания, которые не подтверждаются. Тем не менее представители власти, чиновники любого ранга, руководители госкорпораций должны быть в целом гораздо более сдержанными в любых комментариях, способных даже отдаленно повлиять на стоимость финансовых активов, торгующихся в России и за рубежом. И при этом их заявления не должны оставлять почвы даже для двусмысленных толкований и интерпретаций.

Хотя от негативной реакции рынка на речь, скажем, Барака Обамы или Бена Бернанке, никто не застрахован. Но представить себе ситуацию, когда тот же Обама публично и довольно жестко критикует менеджмент какой-нибудь компании, довольно сложно. Культура другая. Может, и нашим представителям власти стоит придумать и следовать неким негласным правилам делового этикета. И главные среди них, а возможно, и единственные – «Думай, прежде чем говоришь!» и «Не навреди!».