Американские противоракеты в Европе: мифы и реальность

Cтатья Министра иностранных дел России С.В. Лаврова “Американские противоракеты в Европе: мифы и реальность”, опубликованная в немецкой газете “Хандельсблатт” 28 марта 2007 года.

Американские планы размещения элементов национальной ПРО США в Европе вызвали предсказуемую реакцию и дискуссию. Хотелось бы, чтобы открытые дебаты предшествовали столь существенному изменению геостратегического ландшафта в Европе. Ведь речь идет о том, что военное присутствие США на европейском континенте приобретает стратегический компонент впервые после окончания “холодной войны”. Вопрос это не праздный и на деле касается всех стран Европы. Реализация односторонних планов, затрагивающих архитектуру европейской безопасности, явно не усилит ощущение безопасности на континенте. При этом возникают естественные вопросы о том, насколько окажутся обесцененными общеевропейские институты и в целом концепция коллективной безопасности. Встает вопрос и о том, какая роль отводится НАТО в реализации военно-политической стратегии США, формулируемой, как мы понимаем, в автономном режиме. Многие спрашивают и о том, как все это проецируется на ЕПБО Евросоюза.
Россию, связанную узами геостратегической взаимозависимости и с США, и с Европой, такое развитие событий не затрагивать объективно не может. В чем мы видим риски, связанные с продвигаемым США проектом?

Прежде всего, он подвергает эрозии то, что принято называть стратегической стабильностью, преимуществами которой пользуются фактически все государства мира. Надломленным может оказаться режим “сдержек и противовесов” во всей глобальной политике.

Объективная взаимосвязь между стратегическими наступательными и оборонительными вооружениями существовала всегда. Кстати, именно поэтому по инициативе США был заключен Договор по ПРО в 1972 году. Развитие оборонительного стратегического компонента способно обесценивать наступательный потенциал другой стороны. Многое, разумеется, зависит от его последующего развития, но США не ставят для себя каких-либо пределов, включая эволюцию боевого оснащения своей базы ПРО в Европе или возможность размещения на ее основе широкой системы средств перехвата на континенте. Да и характер шахт, используемых для перехватчиков, опасно копирует установки для пуска МБР. Что тогда в них будет через пять-десять лет?

Мы тем более не можем относиться к этому вопросу изолированно, поскольку база в Европе - и это особый предмет озабоченности - будет частью глобальной системы ПРО, элементы которой имеют тенденцию к продвижению в сторону российских границ по всему их периметру.

Уже открыто говорят, что впоследствии любая будущая система ПРО НАТО будет подверстана под потребности национальной ПРО США. То есть параметры противоракетной архитектуры в Европе уже сейчас задаются в одностороннем порядке, и это затрагивает интересы всех европейских государств и уж России-то точно.

Если же речь идет о противоракетной обороне, в том числе и Европы, то спросили ли Европу? Тогда и все былые разговоры о коллективной, с участием России работе над противоракетными проектами на континенте теперь тоже под вопросом. Между тем сотрудничество в этой сфере в последние годы рассматривалось как важнейший фактор преодоления наследия “холодной войны” в европейской политике, реального восстановления единства континента.

Россия готова широко смотреть на складывающуюся ситуацию. Но не можем безразлично взирать на отсутствие готовности партнеров к коллективному рассмотрению вопроса, включая оценку потенциальных угроз (а они пока не просматриваются), принятие и реализацию совместных решений. Нам не могут внятно объяснить, почему спешка и почему односторонность. И это вызывает озабоченность. Нам придется формулировать свой ответ, поскольку безопасность России должна и будет обеспечена при любом развитии ситуации. И мы его сформулируем на принципах разумной достаточности.

Приходится учитывать и другие негативные последствия. Имею в виду прежде всего фактическое отрицание этими планами самой возможности урегулирования проблем, связанных с распространенческими угрозами, политико-дипломатическими средствами. Прогресс в урегулировании ядерной проблемы Корейского полуострова говорит о том, что это возможно при наличии доброй воли у всех сторон. То же верно в отношении ядерной программы Ирана, где многое, разумеется, зависит от политики США. Анализируя заявления американских официальных лиц, трудно не прийти к заключению, что Вашингтон не верит в успех соответствующих многосторонних усилий с участием своих международных партнеров. Какова в таком случае их роль?

Другой момент — все мы исходим из презумпции того, что ведущие державы будут проводить рациональную политику при любых обстоятельствах, то есть устоят и перед искушением силой. Но опыт последних лет показывает, что возможны и серьезные ошибки, и непросчитанная политика, последствия которых должно потом преодолевать все международное сообщество.

По большому счету, создается крупный материальный фактор, который будет предопределять военно-политическую и внешнеполитическую стратегию США на многие десятилетия вперед. Вопрос в том, должны ли мы все — не только Россия — стать заложниками реализации такого сценария.

Думаю, что наши партнеры в Европе начинают понимать все значение Мюнхенской речи Президента В.В.Путина. Без нас принимаются решения, которые многое решат за нас и будущие поколения европейцев. Именно сейчас уместен и необходим серьезный разговор по всей этой проблематике. Мы далеки от того, чтобы кому бы то ни было что-либо навязывать. Необходимый для всех минимум - серьезные и аргументированные обсуждения по существу, а не просто брифинги, не дающие ответов на конкретные вопросы. Если в европейской политике что-то изменилось за последние 15 лет, то такая постановка вопроса не может представляться чем-то запредельным.

Сергей ЛАВРОВ