«Слон» против «Дракона»: новый сценарий мировой политики?

По мнению многих экспертов, в ХХI веке тонус мировой политики будут определять Индия и Китай, или «Слон» и «Дракон», как часто величают их в политической журналистике. Их отношения характеризуются сложной диалектикой соперничества и сотрудничества.

Новое положение Китая и Индии на мировой арене опирается на их форсированный, продолжительный экономический рост, сделавший этих азиатских гигантов главными локомотивами мировой экономики. «Если американская экономика в 2007 году, как указывают некоторые пессимистические сценарии, погрузится в рецессию, - писал недавно лондонский «Экономист», - очевидная потеря будет компенсирована естественным образом. Мировой спрос поддержат быстро расширяющиеся экономики Китая и Индии…».

Еще более жестко в отношении Китая формулирует этот вывод совместная американо-японская исследовательская группа: «Наиболее важной политической целью Китая стало увеличение вчетверо ВВП к 2020 году (по отношению к 2000 году – А.В.). Подобная задача потребует от КНР еще более сконцентрировать усилия общества на экономике, ограничивая использование потенциала страны на военно-политические цели».

Так или иначе и в Китае, и в Индии форсированный экономический рост довольно быстро приобретает геополитическую проекцию.

В Индии часто вспоминают фразу первого премьера Госсовета КНР Чжоу Эньлая: «Любая дипломатия – продолжение войны другими средствами». В том же ряду стоит и высказывание посла КНР в Дели Сунь Юси (Sun Yuxi) о том, что индийский штат Аруначал Прадеш («Восточный Тибет», как говорят некоторые в Пекине) – это «китайская территория».

Важное место в геополитической стратегии Пекина отводится Пакистану, отношение к которому у Китая, как выразился Председатель Ху Цзинтао, «выше Гималаев, глубже Индийского океана и слаще меда».

Впрочем, взаимное недоверие Пекина и Дели не мешает им активно развивать двусторонние экономические связи: в 2006 г. товарооборот между Индией и Китаем составил 20 млрд. долл. К 2010 г. его планируется увеличить до 40 млрд. долл. Можно не сомневаться, что это будет сделано. Политологи отмечают также близость позиций двух азиатских гигантов по проблемам мировой торговли и инвестиций, утверждению многополюсного мира, защиты интересов развивающихся стран в условиях глобализации и др.

Строго говоря, отношения Индии и Китая разделяются на «политическую безопасность» и «экономику». Под политической безопасностью понимается проблема «территориального размежевания» (делимитации границы). Дели считает, что КНР «незаконно оккупирует» 43.180 кв. км территории штата Джамму и Кашмир, включая 5.180 кв. км переданной Китаю Исламабадом территории по «китайско-пакистанскому соглашению о границах» 1963 года. В свою очередь КНР обвиняет Индию в «незаконном владении» 90.000 кв. км «исконной» китайской территории, прежде всего в штате Аруначал Прадеш.

Однако, руководители обеих стран стараются не драматизировать свои разногласия по пограничной проблеме. Считается, что экономика, т.е. постепенное превращение Китая в главного внешнеторгового партнера Индии (сейчас это место занимают США), позволит значительно смягчить остроту «территориального размежевания».

Сложный баланс «политической безопасности» и «экономики» в отношениях «слона» и «дракона» довольно точно определил министр иностранных дел Индии Пранаб Мукерджи, сдержанно оценивший недавний визит в Дели председателя Ху как «умеренно успешный» (“reasonably successful”). Высокий китайский гость не рассеял опасения индийской стороны в отношении намерений Пекина в зоне «политической безопасности». Руководитель КНР призвал обе страны сосредоточиться на торговле и проблеме инвестиционных потоков. Индия, напротив, серьезно заинтересована в снятии «пограничной проблемы», поскольку страна, как полагают индийские аналитики, не обладает достаточным запасом военно-политической прочности и к тому же значительно отстает от Китая в разработке ядерных вооружений. Это формирует психологию зависимости Индии от крупных держав и является одним из объяснений дрейфа Индии в сторону США.

В Пекине в свою очередь задумываются над тем, что продолжение экономического роста сделает задачу «сдерживания» Дели практически неразрешимой. Кроме того, в распоряжении Индии находится набор геополитических «инструментов» (так называемая «восточная политика», или «доктрина Гуджрала»), вполне пригодный для нейтрализации «геополитической экспансии» Китая.

«Восточная политика» Индии подразумевает приоритетное внимание двум макрорегионам - Юго-Восточной Азии и Дальнему Востоку, которые отличаются наиболее высокими в мировой экономике темпами развития и сравнительной политической стабильностью. Отсюда возникает заинтересованность Индии стать частью проектируемой «большой восточноазиатской конфедерации». Отмечая растущий геоэкономический потенциал Восточной Азии, премьер-министр Манмохан Сингх подчеркивал, что отношения между Индией и странами данного макрорегиона становятся важным строительным материалом полицентрического мира.

В индийском политическом сообществе бытует мнение о стремлении Китая сформировать в Азии моноцентрический политэкономический порядок. Подобные опасения находят определенный отклик у восточноазиатских элит, однако они предпочитают рассуждать в категориях «баланса сил», а не «конфронтации» или «сдерживания» Китая.

Все чаще обсуждаются в Индии причины и последствия резкой активизации китайских ВМС, распространения их деятельности на Индийский океан и Персидский залив. Модернизируя порты в Мьянме (Бирме) и Пакистане (Гвадар, на Аравийском море), китайцы, согласно некоторым индийским оценкам, готовят себе плацдарм для последующей геополитической экспансии. Такие оценки подкрепляются данными о растущей активности Китая вдоль всего восточного побережья Африки с перспективой установления контроля над стратегическими минеральными ресурсами Африканского континента.

Особую тревогу вызывает в Индии быстрое развитие в КНР программы создания атомных и неатомных подводных лодок дальнего радиуса действия. Индийские военные уверены: в течение ближайшего десятилетия Китай может «бросить прямой вызов» Индии в ее «внутренних водах» - в Индийском океане. Индия же, по оценке военных аналитиков, не сможет противостоять геополитическому наступлению Китая и развернуть сопоставимые по мощи военно-морские соединения в Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке. Единственным возможным ответом на активизацию военно-морской деятельности КНР может стать выстраивание Индией баланса сил за счет двусторонних договоренностей с Таиландом, Сингапуром, Индонезией и Японией.

В индийско-японских отношениях, несмотря на скромный объем товарооборота (чуть более 6 млрд. долл.), намечается явный политический «прорыв», связанный с растущей озабоченностью Токио стремительным «мирным восхождением» Китая. Итогом данного процесса, считают японские эксперты, может стать трансформация КНР в главную тихоокеанскую державу и, соответственно, оттеснение Страны Восходящего Солнца. Поэтому японцы охотно идут на сотрудничество с Индией в сфере военно-морской деятельности, а также готовы предложить свои услуги в областях экономики, особо интересующих Дели. В свете приобретения американской компании «Westinghouse» японским концерном «Toshiba» Токио проявляет все бóльшую заинтересованность в освоении части 80-100 млрд. долл., которые Дели готов израсходовать в ближайшие десятилетия на развитие атомной энергетики.

Предстоящий поединок «Слона» и «Дракона» будет, по-видимому, не столько конфронтацией и борьбой за энергоресурсы и геополитическое влияние, сколько выстраиванием сложной системы двусторонних горизонтальных связей, исключающей лобовое военно-политическое столкновение.

Россия по мере избавления от своей односторонней ориентации на Запад сможет принять участие во взаимодействии двух новых центров мирового развития, но эффективность ее усилий зависит от способности российской экономики к форсированной модернизации.

Андрей ВОЛОДИН