Другой проигрыш

Ну проиграли.

Вроде не впервой – мало ли нас обманывали?

Но вот как-то не так на душе. Каждый раз, когда это случалось, нравственная победа была за нами. Под утро мы уходили с участков с протоколами наших поражений – но абсолютными и безусловными победителями. Рассвет очень даже рифмовался с мягким светом на душе. Каждая гадость, которую творили уиковские жабки, укрепляла бесконечное сострадание и где-то внутри родником кипел светлый и чистый смех. Мы были свидетелями принципиальной слабости вранья и трюка против безупречности и решимости. Насекомость их приемчиков супротив нашего светлого героизма валялась как заблеванный плотник супротив Сына плотника. Ноткой «ля» на нотном стане, птичкой божией в нирване пело всегда мое сердце после выборов поутру.
Но вот как-то мне сегодня не светло.

Когда-то – да еще в декабре – всё это было спортом: поймать вброс, отбить протокол. Я своим вместо напутственной мантры читал басню Крылова: «Однако как ни чуден огурец, а всё чуднее мост, по коем мы пойдем...». И под светом наших глаз напыщенное жульничество ёжилось и кукожилось, как жабьи шкурки. Да, они, бывало, и выгрызали свои «60 за ведро», но с участков они уходили голенькие, с аккуратным нашим клеймом «жулик» на розовых и серых жопках. А сегодня как-то не так.
А что не так-то? Что мне так муторно и тяжело, и где ты, мое веселье, внутренняя улыбка?

Всё началось еще днем, когда из «пазика» за углом от избирательного участка начали выползать эти раскоряки в кепках и куртках на синтепоне с китайского рынка, в мятых- клятых штанцах, в грустной случайной обувке, бедный, работящий, неухоженный люд, гастарбайтеры в собственной стране. Вот когда заноза вошла в сердце, и хрусталики моих глаз стали мутными от соли – когда деловито погнал пыльную отару на участок сероглазый в черном до пят пальто щенок-манагер с непременным черносотовым ба-а-льшим телефоном в решительной руке.
Мне раньше приходилось ловить «карусели». Такое их ярмарочное название вполне соответствовало – это всё были ушлые разбитные тетки из лабиринта районных администраций – отделов – контор и такие же чуть датые дядьки, удало приобнимавшие боевых подруг. Компании были наглые, веселые и живо напоминали советский субботник. Было как-то сразу понятно, что после, отколесив по участкам и словив адреналиновый кайф от риска, они завалятся в недорогую вкусную кафешку и после водочки под люля пойдут и танцы, а по некоторому праздничному возбуждению и пылающим щечкам – и обжиманцы тож.

Ловить их доставляло такое же удовольствие, как наглую бойкую ростовскую рыбу судак. Однажды такая компания бежала от меня два квартала, и мне казалось, что это тикают старшекласницы, застуканные на угольном дворе с сигаретками грозным притворялой физруком Матвеичем. Увидев, что да, намерения мои – только демонстрация погони, они строили мне глазки, а некоторые краснели и хихикали.
Что бы я сказал им, если бы было желание догнать? «А не стыдно вам, девчонки?» – спросил бы я с улыбкой радостного идиота. Которая всегда и без промаха приводила к искреннему предложению преломить кабаб.
«А не стыдно вам, парни?» – такой вопрос застрял у меня сегодня комом в горле, такой вопрос был неуместен и пуст. Он был бы неправдив. Мы немного пообщались – как общаются люди, для которых неизбежность ситуации лежит за гранью оценок, да и кому нафиг нужны были оценки? Людям сказали, люди сели в автобус и поехали, паспорт с собой, открепительные не потеряйте. Жестокая и поверхностная жизнь текла ручейком к участку, от порога по лестнице, через коридор к столам со списками, получил – к урне, получил – к урне, следующий. Голая жизнь, как пошутил Агамбен, чистая биополитика, сопрягающая раздутые трудом кисти с зажатыми бумажками, не несущими никакого другого смысла, кроме исполнения. Люди-бюллетени, где ни люди, ни бюллетени больше не значат абсолютно ничего, кроме самих себя. Этим людям и этим бюллетеням – я-то зачем? Они не приняли бы ни моего сострадания, ни моего «благотворящего контроля». Карусель кончилась, начался караван.

Это другой проигрыш. Позвонил приятель и стал что-то рассказывать о внешней угрозе, о незаменимости, о том, что формируются новые запросы к Путину, и он на них, конечно, ответит. А у меня перед глазами – люди, замкнутые, как в клетку, словом «простые". Дело даже не в том, что они получили наконец политическое бытие, но через простую транспортировку и доставку. И не в том, что биологистика – погрузить и доставить – безудержно теперь возобладает в полицейской практике, освобожденная уже совсем от вопросов о вине и праве.
А в том, что и побеждая соперников и проигрывая им, мы были уверены: по сути мы работаем на них, помогаем им самим, высвобождаем из плена хорошее, заключенное «где-то там» внутри навязанных социальных ролей. Вброс бюллетеней пачкой оставляет зазор между фальсификацией и фальсификатором, куда может проникать лекарство бодхичиты. Переход на технологию корпоративной поставки людей-бюллетеней делает всё это трёпом «на языке исчезнувших отношений» (А. Пятигорский). Не могу же я угнать и объявить недействительным автобус с разнорабочими?
Это и есть «новый Путин», плачущий среди пространств абсолютной несоотнесенности ни с чем. На мобилизацию гражданской совести произошел ответ – конвульсивная трансформация «машинки озорных обманов» в черный автобус, едущий куда-то темным лесом за каким-то интересом и неизбежно приезжающий на одно и то же место – на подфанфарный митинг абсолютных Победителей, которым больше нечего побеждать и где можно только рыдать и грозить сухому небу через черные глазки веб-камеры.

Алексей СИНЕЛЬНИКОВ, член Ростовской-на-Дону муниципальной избирательной комиссии