Ты, Вася (типичное ростовское обращение к незнакомому человеку)
Тобой овладеет любопытство, и ты долго будешь искать возможность подойти поближе. И конечно, ОМОН отгородит тебя и культурно попросит по счету «три». И хорошо! И не надо тебе туда! Даже если ты там живешь. Даже если несешь бабушке лекарство или цветы к Вечному огню. Целый выходной день ты можешь тогда жрать бабушкино лекарство и с удовольствием разглядывать после свои эти замысловатые, крестоцветные какие-нибудь, галогеновые, волшебные цветы.
Но не тут-то было. Тебя обязательно окликнет из толпы твой старый знакомый. Он непременно окажется сотрудником корпункта федерального канала. И он, естественно, сольет тебе провокационную инфу, которую получил в секретное пользование. Он протащит тебя через кордон ОМОНа и расскажет, что вечером будет митинг поменьше, но белый. И что вокруг того места уже сейчас в кустах сидят все полицейские темные силы. И что они получили указание всех светлых задерживать. И перед этим настоятельно попросили журналистов взять отгулы и уехать за город.
Ты, конечно, вспомнишь утренние местные новости, в которых крупный чин МВД Ростовской области на вопрос журналиста «Почему 2 декабря на предвыборном пикете избили фотокора такой-то газеты?» ответил (дословно): «Это обычная работа по ОХРАНЕ сотрудников СМИ!» Ты, конечно, поймешь, что сотрудники местных СМИ избегают ситуаций, в которых их охраняют. И ты ясно представишь тогда, как с того самого другого, белого митинга при полном отсутствии СМИ, тихо и нехлопотно ОМОН нафарширует автозаки беспокойными твоими приятелями. Ну и схватишь тогда свою домашнюю камеру, фотоаппарат или мобильник и побежишь фиксировать нарушения полицейскими сразу трех статей Конституции и еще одного хитрого федерального закона. Ты побежишь туда даже не по убеждениям, а только для того, чтобы составить видеосвидетельство невиновности твоих друзей и знакомых. И это — главная твоя ошибка.
Потому что вот ровно все твои друзья и знакомые с тем же самым набором дивайсов прибегут туда ровно за этим же. И будете вы снимать почти только друг друга и еще синюю и красномордую бесплатную массовку второго плана. При исполнении.
Но еще утро; на красные флаги надвигается и заслоняет их детская по размеру старушка в белом плаще. Она достает из сумки самодельный плакатик с надписью «НЕ ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВУЙ. Исход, стих такой-то». Бобровые шубы отбегают к каракулевой шапке в полковничьих погонах и страшно кричат:
— Товарищи, это провокация!
Полковник нежно приобнимает тогда белоснежную бабушку и аккуратно уводит ее в кусты. Оттуда она полусдавленно кричит фамилии политзаключенных Ростова-на-Дону. Шубы садятся в BMW, народ в троллейбус, ОМОН в засаду. И ты тогда сядь, подумай.
Не умеешь думать — научат хотя б сидеть.
Ну вот ты пришел на этот белый-белый митинг. Тут все полковники — твои утренние знакомцы. Они улыбаются тебе как родному. Они говорят тебе: «Разойдитесь, вы нарушаете общественный порядок!» Ты говоришь, например: «Как я его нарушаю-то?» Они говорят: «Вы топчете газоны». После этого полковники и ты опускаете взгляды вниз и с очевидностью понимаете, что стоите в центре асфальтированной площади. Какой-то из твоих друзей скажет: «На газонах стоят только машины ОМОНа и его сотрудники! Они, типа, топчут, они и нарушают!» Все, естественно, поржут. Но ты не расслабляйся. Потом припомни, после каких именно слов исчезнет твой разговорчивый дружок.
Дальше. Девушки-активистки подкатят к полковнику и защебечут: «Это же не митинг! У нас нет ни плакатов, ни мегафонов, ни листовок. Просто собрались — давно не виделись». Полковник ответит: «Соберитесь тогда в спецмашинах!» У него явно будет хорошее настроение. Особенно ему будет приятно думать, что несколько дней назад его начальник на другом митинге получил от деда-фронтовика по морде. На деда потом спустили немецких омоновских овчарок, на начальника — интернет. Зато вот он, полковник, стоит над головами внуков этого деда-фронтовика и видит, как внуки эти тускнеют и балетно отступают за спины самих себя. Но полковник еще не дошутил. Он вежливо скажет: «Оборудование для митингов есть у нас!» И тут из полицейских машин выставят мегаваттные колонки. И тревожный женский голос начнет предупреждать о конце света: «Граждане! Вы нарушаете федеральный закон!»
Конец света остановит детская старушка в белом плаще. Она возьмется ниоткуда и развернет свой плакатик: «НЕ ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВУЙ. Исход, стих такой-то». У полковника случится легкое замешательство. Дежавю. Он опять ее приобнимет и опять поведет в кусты.
В этот момент, трясясь от храбрости, отличник физики и шахматист-перворазрядник, чтобы отвлечь полковника от старушки, осторожно заметит: «Вот смотрите, у меня с собой Конституция РФ. Вот такая-то статья!» Он поднесет ее к лицу полковника. Тот устало скажет: «Я по ней не живу. Я живу по приказам. Я начальник Кировского РОВД». Вот в этот момент тебе покажется, что полковник хочет выхватить несчастную Конституцию РФ и съесть ее. Но он выхватит телефон и молча его послушает. Потом скажет тебе: «Я считаю до трех, и вы освобождаете площадь. Тех, кто не подчинится — задерживаем». Цепи омоновцев двинутся. Полковник обидится, что ему не дали досчитать до трех. Но главное, твои друзья куда-то мгновенно испарятся, и ты со своей камерой останешься стоять посреди огромной площади в трехслойном кольце ОМОНа. Тогда бей первым. То есть скажи: «Ой, ну какие же вы молодцы! Вы, кажется, меня поймали». Это работает. Потому что в автозак тебя засунут уже потом, когда весь немногочисленный народ будет стоять по остановкам общественного транспорта и его, народ этот, будут собирать уже порознь, как простых пассажиров. Ну, и тебя. Такие случайные ночные маршрутки. Бесплатно-условно.
Имей в виду, берут по гендерному принципу. Только муж. Поэтому первым делом парни начнут звонить своим девчонкам и отменять вечерние свидания. Вторым делом будут звонить мамам и, наоборот, предупреждать, что свидания затянутся до утра. Третьим делом они будут звонить друг другу, в соседние автозаки. Ты же — звони Костомарову Павлу. Ты скажи ему: «Павел, какого хрена! Ты неделю меня убеждал пойти на митинг, а я говорил тебе, что в это все не верю! А ты говорил мне, что Путин — вор, а я — трус. А я говорил тебе, что ничего не поменяется. А ты говорил мне, что это цинизм и малодушие. Потом мы говорили друг другу нецензурное, а теперь я еду в автозаке, и менты мне говорят ВЫ».
Ваш треп обязательно кто-то прервет. Потому что всегда есть человек, который может умереть, если сейчас же не поссыт. Степень всеобщего веселья будет пропорциональна заразительности этой идеи. Когда таких вас окажется большинство, придется сурово молчать и считать до ста. Потом до других несбыточных чисел. Только не считай до трех!
Летом в автозаках пекут лаваш. Зимой быстро замораживают овощи. Твои три часа — это только первая свежесть.
Дальше. Очень важно знать, что в отделении милиции, где вяло, медленно и мирно будут составлять протокол, появится розовощекий молодой человек в демократическом свитере. Среди усталых и подвыпивших сотрудников он будет выделяться своей здоровой физкультурной улыбкой на своем типичном фээсбэшном лице. На лице еще поместится вся мировая доброта, все человеческое расположение. Немножко рассеянного внимания. Он скажет тебе: «Дай посмотреть твой телефон!» — и вдруг мгновенно выпишет оттуда номера телефонов, по которым ты сам звонил или тебе звонили в последние пару дней. Он пояснит: «Мы ищем связи. И, к сожалению, их находим».
В кабинете начальника уголовного розыска Ленинского РОВД города Ростова-на-Дону будут разговаривать с тобой как с братом. Тебе скажут: «Брат! Вот мы тоже недовольны, знаешь! Но мы же не идем на митинги». Ты скажешь: «А чем вы-то недовольны? Вам перед выборами зарплату прибавили, квартир понадавали...» Тут с возмущением тебе покажут квиток из бухгалтерии с зарплатой в 15 тысяч и скажут: «Нас наеобманули так же, как и вас! Да мы всем отделением решили увольняться!» Опа! Будь начеку! Это значит, что тут получили распоряжение задержать тебя надолго, но испытывают и сами чувство вины. На чувства не ведись. Сними решительно пиджак наброшенный.
Дальше будет коридор с Дзержинским. Дзержинский из цветного металла, чеканка. Под ним кубки межведомственных соревнований по стрельбе. Кубки бронзовые. Значит, здесь могут промахнуться. Это зачет. Длина коридора 127 шагов. Если держишь себя в руках — это три минуты в одну сторону. В коридоре будет один стул, но все вы будете почему-то рядом стоять. Однажды мимо пройдет сержант и запрется безнадежно в своем кабинетике. От него останется запах котлет. Запах будет длиться ровно 5689 шагов.
Потом дежурная часть. Когда тебя только приведут в отделение, в дежурке, в «обезьяннике», обязательно будут сидеть несколько пьяных балбесов в тапках и майках. Их быстро отпустят, чтобы освободить место для тебя. Потом придет начальник, без опознавательных знаков. Он начнет составлять протокол. В протоколе будет написано, что ты людоед, педофил, наркоман, шпион и продавал спиртное и сигареты малолетним преступникам. Ты скажешь, что такой протокол подписывать не будешь. Начальник скажет: «Это не важно. Все равно подпишете. Это в правовом государстве можно не подписывать, а вы живете в Чуркестане». Ты скажешь: «Разве можно такие циничные вещи говорить вот этим молодым людям! У них же тогда опустятся руки!» А он скажет: «Да зачем им руки? У них же мозгов нет! Мозги, скажите, есть — идти против власти? И не ждите от меня справедливости. Нам все равно, какая власть, мы всегда будем работать на царя-батюшку. Он нас кормит». Потом начальник снимет очки и подробно расскажет, что Платон в своем «Государстве» ясно описал, как все должно быть устроено. Потом он вспомнит Маккиавелли. Потом — автора, тебе неведомого. «Да! У нас тупые менты, — похвастается он. — А что делать? Они тупо исполняют, что им сказали. Это наша общая беда!» — закончит он, наконец. И вот, когда он наденет очки, у тебя возникнет два варианта.
Вариант первый: тебя поместят в одну из двух камер. Дежурный сотрудник объяснит, что в одной камере вши, а в другой — клопы. Там, где вши, скажет он, все спят стоя. И мы называем их «космонавтами». Там, где клопы, люди пытаются так застегнуться и спрятаться в одежду, что мы называем их «водолазы». Дальше в шахматном порядке: пошли! Ты — космонавт, ты — водолаз.
Кто бы ты ни был, три часа ты будешь спать, даже на потолке. Потом из воздуха возникнет слух, что отпустят в восемь утра. Потом — в девять. Потом точно объявят, что к часу дня привезут в суд. В три часа дня ты увидишь, как твой протокол занесут в кабинет судьи. Ты увидишь, что за ночь протокол распух. Потом тебе предъявят объяснения аж десяти свидетелей. Объяснения будут написаны одним и тем же почерком, подписи будут неразборчивые. Ты должен знать, что объяснения — это не свидетельские показания. Человек, давший ложные объяснения, законом не преследуется. Разница незаметная. В пару лет. Поэтому десяток студентов по предложению коменданта общежития «улучшить им условия проживания» дали свои именно объяснения, не дай бог — свидетельские показания, нет! Зато сразу на всех задержанных в разных местах города. И на тебя. Десять человек доподлинно видели, что ты нецензурно выражался, оскорбительно приставал к прохожим, злостно нарушал общественный порядок. Эти десять человек как угорелые носились по городу, чтобы увидеть и тебя, и тебя, и тебя. Ночью, пока ты изучал характер и повадки насекомых, эти десять человек пришли в Ленинский отдел РОВД и с возмущением дали свои объяснения.
Если до этого ты все делал правильно, ты все же позвонил Костомарову Павлу прямо из автозака, то — оп, ты проходишь на новый уровень.
Новый уровень выглядит так: сам начальник ГУВД твоего города, а именно Грачев Антон Борисович, например, встречает тебя на ступенях отделения. Он говорит тебе что-нибудь типа:
— Ну зачем, зачем? Мы что, не люди? Давайте поедем на Левый берег Дона и там спокойно, за чаем всё обсудим.
Ты говоришь автоматически, что чай в это время суток не пьешь. Ну, тогда мерзни. Все равно сорок минут политинформации, будут цитироваться: Аристотель, Столыпин, граф Витте, Блаватская, Кастанеда, Абрахам Маслоу. Будет открыто, что всем, кроме тебя, за явку на митинг были заплачены американские деньги. Будут названы виновные и даже будущие виновные. В конце концов будет даже что-нибудь типа:
— Я — москвич. Я родился на Петровке. Моя бабушка рыла окопы вокруг Москвы. И здесь я вырою ров вокруг города. Я займу круговую оборону, но беспорядки сюда не пройдут. Это многонациональный город. Мне здесь не надо этого. Здесь все вспыхнет, а отсюда — весь Кавказ. Ты знаешь, какая здесь ситуация? Нет смотрящего, и криминал режет, убивает. Идет передел власти в криминале. Я должен этим заниматься! Я должен ловить убийц, воров, насильников. А равенства нет! И равенства не будет! Вот кабинет у простого опера и у меня. Понятно, что они разные должны быть. Мне нужно место, где отдохнуть. Где подумать. Потому что я должен работать. А сейчас, чтобы работать, я должен спать.
— Разрешите обратиться, — скажет дежурный. — А Нагибина тоже отпускать.
— А кто это?
— Давайте его отпустим, — поддакнет другой сотрудник. — С ним вони не оберешься.
— Вот видите, — это опять к тебе обратится Антон Борисович. — Вот мы отпускаем людей потихоньку. И тех тоже отпустим, когда за ними приедут ректоры их вузов. На чем я остановился?
— Вы должны сейчас спать...
— Да! Я должен сейчас спать. — И в телефон: — Ну, подъезжай на Левый берег. Там мы собираемся. Короче, не раскачивайте лодку, России нужна сильная власть. И эта власть доказала, что она сильная. Вы думаете, что сто тысяч в Москве для чего вышли? Это было специально сделано, чтобы продемонстрировать, что власть, Путин может контролировать любую толпу. Я знаю это как контрразведчик. Что такое сто тысяч? Любая искра — и люди пойдут на штурм! А тут постояли, и всё. Вот это — сильная власть. Вас отвезут сейчас домой.
Если тебя везут домой, то будет бонусная игра. Позвонит Костомаров Павел и скажет нецитируемое про телефонное право и демократию. Позвонит Катя Гордеева из Израиля просто так. Позвонит Катя Еременко из Берлина и скажет: «Они чего там, в Ростове, не знают, что митинговать сейчас модно? В Москве по улицам ходит 50 тысяч с музыкой и лозунгами “Ксению Собчак в депутаты!”». Позвонит Таня Кулиш и скажет, что у нее будет вот-вот сын. Позвонит Бондарчук, будет ржать. Позвонит Аркус, будет плакать. Наконец позвонит Сусанна и будет стыдить за бессмысленную шумиху.
Мама не будет разговаривать с тобой неделю: «Ты опозорил семью. Нас возьмут на карандаш. Ты будешь безработным». Тут дискуссии неуместны. Иди спи.
И если ты спишь дома, и, наоборот, если ты спишь как космонавт, или если даже ты уснул как водолаз — в эти три темных часа все равно тебе приснится одно и то же: детская бабушка в белом плаще. Исход, стих такой-то.
Последнее испытание — суд. Он требует поэзии, на!
Суд Октябрьского района города Ростова-на-Дону, например. Например, мировой судья Носко Ирина Валерьевна, например. Ну ведь это же песня, мечта. На входе, правда, сказали, что она член «Единой России». Ну и что? Ну позвольте. Кустодиевские формы! Малявинская внешность! Красота, побойтесь Бога!
Ну да, ты получил 10 суток ареста, потому что захотел записать судью на диктофон. Зато ты — ты получил штраф 500 рублей. Ты сличил тексты протоколов и решения суда обоих случаев и не нашел ни одной буквы расхождения. Ты не можешь понять, почему тебе 10 суток, а тебе — штраф 500 рублей. Ну и не поймешь. И она не очень-то. Зато это так по-женски.
Если ты покупал печенье в магазине на Варфоломеева, 229 и на выходе тебя и еще двух твоих друзей, которые покупали пакет шоколадного молока, скрутили люди в штатском, потом подоспевшие омоновцы попрыгали у тебя на голове, а двух девчонок, которые были с тобой, отшвырнули в грязь, а потом всех вас засунули в машину «скорой помощи» и два часа катали по городу и сдали в Кировское отделение РОВД — то это значит, что тебя задержали совершенно в другом месте, на Гагарина, 1, что твои девушки вводят суд в заблуждение, что свежий синяк и ссадины на голове — посттравматический синдром неизвестной давности. И, следовательно, тебе штраф 500 рублей. И еще одному другу твоему — тоже 500 рублей. А вот третьему другу — отнюдь. Ему штраф — 1000 рублей. Разве это не логично?
Кто-то из вас сказал, что шоколадное молоко выпили люди в штатском. А не покупай! Судья, естественно, попросила чек. Это же так просто — купил что-то, сохрани чек. А то вдруг мировой суд, и, например, мировой судья Носко Ирина Валерьевна вдруг. А у тебя чек. Всё, ты чист. А печенье «ЖУРАВЛИ» осталось лежать на асфальте. Ну, это же поэзия какая-то! Праздник!
Или, например, ты футболист, и возвращался с тренировки в 19:30, и твой тренер подтвердит. А если тем не менее в протоколе написано, что ты был в 18:30 на митинге — то это значит, совершенно логично, что тебе 5 суток. Ну и что, что у тебя в судебной бумажке всё до буквы, как у того, которому штраф 500 рублей. Просто вот это так работает.
Все-таки женщиной невозможно не восхищаться. Ты возьми камеру, открой дверь к мировому судье Носко Ирине Валерьевне, ты спроси у нее: «Вы не хотите дать пояснения или комментарий к Вашим решениям?» И она тебе со всем прямодушием и женской щедростью скажет, что не имеет на то разрешения вышестоящей организации. Ты тогда удивись и спроси: «А что, разве у судей есть вышестоящие организации? Вроде бы же у нас независимый суд и т. д.?» И тогда она подумает десять секунд и скажет охраннику: «Товарищ полицейский, примите меры!»
Если ты не хочешь читать эту памятку сначала — сразу иди с Богом.
На выходе, в опустевшем коридоре, тебя остановит пожилая уборщица. Она скажет: «Внучок, чего тебе наша деточка сказала?» Ответь, что свидание назначила. Тогда пожилая уборщица скажет: «Жалко мальчишек, да? И ведь нигде это не покажут, нигде не пропечатают. Все-таки придется подключить интернет!»
Ну разве это не Исход? Не стих такой-то, вашу мать?
www.openspace.ru